Партия свободных ребят - Страница 10

И становилось не по себе при мысли, что ему будет, когда Тимофей хватится скатерти. Но у Сережки всегда так — сначала сделает, потом думает.

— Ребятам соврем, скажем, что скатерть выпросили, — предупредил он Павлушку.

Так и уговорились.

Утром сами выстругали древко для знамени, прибили к нему скатерть гвоздиками. Полюбовались. Хорошо, поднимешь над головой — так и пылает.

Хорошо, да не очень. Чего-то не хватает. Ясно чего — надписи нет: не сказано, чье это знамя и к чему зовет. Вышить бы на нем золотыми буквами такие слова: «Будь готов бить кулаков, попов и всех буржуев до полной победы коммунизма!» Или еще что, похлестче. Вот тогда бы оно веселей засверкало. Ну, это еще сделается, главное — знамя есть, вот что здорово!

ГНЕВ ТИМОФЕЯ ШПАГИНА

Однако совесть Сережку мучила. Его так и тянуло на место преступления. Чуть что — завернет к сельсовету и посмотрит, как там председатель, не хватился ли своей пропажи? Не гневается? Может, и не заметит подмены?

А глядишь, кусок ризы ему понравится, он вроде поплотней и с украшениями…

Давненько не стелил своей красной скатерти Тимофей Шпагин, не было подходящего случая. Но вот накануне жнитва получил председатель Метелкинского сельсовета от Председателя Совнаркома товарища Ленина письмо с просьбой помочь голодающим деревням Поволжья семенами.

Переговорил Тимофей с беднотой, посочувствовали комбедчики, а помочь не могли: сочувствие-то у них, а хлеб-то у кулаков да у зажиточных.

Решил Тимофей постелить скатерть, поставить чернильницу, разложить листы бумаги, вызвать всех имущих мужиков и под плакатом, с которого кричал о помощи голодающий крестьянин, взять обязательство и записать, кто сколько внесет хлеба из нового урожая.

В помощники себе пригласил Ивана Кочеткова как человека партийного.

Послал он Тимошку-тук-тук собирать граждан, достал из шкафчика все что нужно, развернул скатерть, расстелил и ахнул, увидев вышитые на малиновом бархате золотые цветы, серебряные кресты и прочие узоры. Тимофея аж пот прошиб. Вначале он подумал, что кто-то подшутил, так разукрасив его скатерть, но, разглядев, что узоры были сильно потерты, понял, что ее подменили.

В ярости он стукнул кулаком по столу:

— Издевательство! Кто посмел? Кто поднял руку на государственное имущество?!

Притаившийся в сенях Сережка об стенку стукнулся.

Однако не убежал. Что дальше, ему любопытно.

— Не иначе кулацкая издевка! Недаром они меня обзывали красным попом. Нарочно церковную мерехлюндию какую-то подложили! — кричал Тимофей.

— Это кусок старой ризы, — определил Иван Кочетков, поглаживая рукой цветы и кресты. И, покачав головой, усмехнулся.

В это время начали подходить зажиточные мужики.

Пришлось принимать их за этой удивительной скатертью.

Разговор у Тимофея был краток. Каждому он говорил:

— Знаешь, какая засуха постигла Поволжье, какой там голод? Нет хлеба, нет семян. Сознаешь такие обстоятельства?

— Сознаю, — отвечал зажиточный.

— Сколько от своего нонешнего урожая в погашение народного горя отвалишь?

Зажиточный мялся, чесался, гладил бороду, и тогда Тимофей с горечью говорил:

— Это обращаюсь к тебе не я, а Советская власть, Ленин.

Ему не хотелось унижать Ленина перед кулаками. Их ведь этим не проймешь. Но приходилось. Своего авторитета не хватало.

— Ленин-то не к нам обращается, а к вам, к бедноте, вот вы его и выручайте! — отвечали богатеи.

— Кабы Ленин стоял за зажиточных, а не за гольтепу, мы бы ему много хлебца дали с нашим удовольствием!

А так… ну что же, много не могим, а мало не подадим, как нищей шатии, неудобно, власть все-таки!

— Эх вы, — сжимал кулаки Тимофей и бормотал непонятное слово, троглодиты!

Но Иван Кочетков удерживал его от ругаки и говорил зажиточным:

— Мы вас не насилуем, но придет время, и это горе народное вам зачтется.

Не удалось Тимофею выпросить у богачей хлеба.

Оставшись вдвоем с Иваном Кочетковым, он стукнул кулаком по столу и заругался:

— Вот дьяволы безрогие, хоть бы за украденную скатерть мешок зерна принесли, я бы им простил, храпоидолам. Отвез бы первый мешок Помголу, легче бы мне было перед товарищем Лениным!

— Да, — сказал Иван Кочетков, — хотя бы на почин…

И то бы хорошо.

Сережка словно и ждал этих слов, сорвался и, уронив в сенях метлу, споткнувшись о старое ведро, вихрем умчался прочь.

Теперь он знал, как ему выкрутиться перед Тимофеем, перед ребятами и успокоить свою совесть. Все будет отлично, если достать мешок зерна Помголу.

БИТВА НА КОЛОСКОВОМ ПОЛЕ

Урожай в этом году был хорош. Вовремя прошли дожди. Рожь выросла высока соломой и тяжела колосом.

Яровая пшеница стояла стеной. Овсы налились тугие, зернистые.

Обидно было безлошадным, маломощным бедняцким семьям отдавать кулакам за пахоту, сев и уборку конными жатками половину такого обильного урожая.

Собрался комитет бедноты и по предложению Ивана Кочетков а принял постановление, утвержденное сельсоветом: каждый крестьянин — хозяин своему урожаю. Кулакам и богатеям должен платить только небольшую цену по справедливости.

И кроме того, комитет бедноты организовал отряд бедняцкой взаимопомощи под командой Ивана Кочеткова для помощи беднякам в уборке урожая. Оплата за это будет вноситься зерном в помощь голодающим Поволжья.

Ох, и обозлились кулаки! Зубами скрипели от злости, видя, как дружно вышла беднота с серпами, с косами на уборочную страду, как работают стар и мал от зари до зари, лишь бы убрать урожайный хлебушек.