Партия свободных ребят - Страница 27

К оглавлению

— Ну, теперь сами свою землицу вспашем-засеем.

— Теперь к Алдохиным, к Салиным в кабалу не пойдем!

— Довольно, хватит кулачью в ножки кланяться, свое добро с поклонами отдавать!

А богатеи гудят злобно:

— От него хлебушко керосином пропахнет!

— Трактор землю опоганит, перестанет земля родить!

Да еще и грозятся своим испольщикам:

— Хуже вам будет, вот увидите!

— Понадеетесь на Ивашку, жевать вам сухую корку.

— Смотрите, отскочит у него гайка али какой винтик, вот тебе и тарарахтор — стоп машина! И провороните весенний сев.

И нарочно выводили на прогулку своих сытых коней, подкормленных овсом к весенней пахоте.

— Вот они, кони-то, — не железные, живые да любезные, у них гайки не отскочат, винты не сорвутся! Тьфу нам на ваш трактор-тарарахтор!

Но бедняки-то знают — это кулаки от зависти. Совсем бы другое говорили, если бы к ним в хозяйство попал стальной конь. Хвалят же они молотилки, сеялки, веялки, попавшие в их загребущие руки.

Озорные девчата на светлые закаты уже частушки-насмешки звонкими голосами кричат:

Ой, подруженьки-подружки,
Какие новости слыхать?
Бедняки у нас собрались
Землю трактором пахать!

Ой, подруженьки-подружки,
Эта новость хороша!
Кулакам она — нет хуже,
А всем бедным по душам!

Под их песенки-припевки веселей и звон из кузницы.

Там Иван с Агеем к четырехлемешному плугу лемеха куют. Железные бороны клепают. Ремонтируют сеялки, которые притащили кулаки во время разгрома барского поместья да бросили за неисправностью. С машинами-то они обращаться были не горазды.

Подходят кулаки, заглядывают в кузню, щурясь на пламя кузнечного горна. Допрашивают:

— Неужто такой плужище ён потянет?

— Потянет!

— И ежели бороны сзади прицепить, потянет?

— А чего же ему сделается!..

Покряхтят кулаки, побурчат и восвояси пойдут под смешки парней и ребятишек, снующих вокруг кузницы.

Однажды подкараулил Макарка-батрак, когда Иван Кочетков был возле трактора один. Подбежал и взмолился:

— Посади ты меня с собой, дядя Иван, дай поправить… Век тебе этого не забуду!

— Ну, ладно, — сказал Кочетков, — садись, проедемся, ежели тебе так не терпится.

Проехали они с ним до гумен, дал руль подержать, похвалил, какие у него руки крепкие. И спросил:

— Ну как, убедился, какая в стальном коне сила?

— Эх, мне бы его в руки! Уж я бы его любил да холил! — Макарка даже зажмурился, вообразив себя хозяином такого чуда.

— За чем же дело стало?

— Так ведь у Алдохина такого коня нет.

— И не будет!

— А на вашего меня пионеры не пустят!

— Вот то-то, парень, нельзя и нашим и вашим. Смотри, сядешь ты в лужу между двух коней!

Задумчивым ушел Макарка от стального коня, что-то не веселило его больше гарцевание на сытых кулацких лошадях.

Странные, непонятные перемены в своей судьбе стал замечать и Гараська. Словно действительно трактор прибавил ему каких-то неведомых сил. Грозный его хозяин Никифор Салин вдруг смягчился, стал с ним ласков и — вот диво! — даже уважителен. Не то что прежде: за каждую провинку — затрещину, по каждой прихоти — щелчок, теперь пальцем даже не грозился.

За обедом сажает поближе, за общий стол. Лучшие куски наравне с двояшками теперь и Гараське даст.

И, растянув в улыбку губы, говаривает жене: «Подбавь-ка на Гараськину долю щец понаварней!» Или: «Подлей-ка Гараське в кашу молочка топленого».

А однажды, когда Гараська чистил жеребенка со звездочкой на лбу, вдруг такое сказанул, что у Гараськи под сердцем засосало:

— А что, вот вырастет Звездочка, отдам я ее тебе за труды… Не все тебе, парень, в батраках ходить, будешь сам хозяином!

Не поверил Гараська своим ушам, взглянул в глаза хозяину и видит в них какое-то лукавство. Играют в карих Никишкиных глазах волчьи огоньки.

— Ну что, не веришь, думаешь, я плутатор какой?

Я за твою верную службу могу и наградить. Я в своем хозяйстве царь захочу одарить конем и одарю!

Молчит Гараська, сдерживает громкое биение сердца, ждет, чего скажет кулак дальше. А он ничего больше не говорит. Треплет по холке жеребка, хвалит его красоту, резвость. Разжигает у батрачонка аппетит.

ТАЙНАЯ СТРАЖА

А весна все ближе. Сверкает март — аж глазам больно.

Капели с крыш с рассвета до темна поют. И слышно, как ручьи роют сугробы и ночью. И вот уже взгорбился лед на реке. Засинели в лугах озера талой воды. В одно веселое воскресенье деревенские бабушки напекли ребятам жаворонков с глазами из брусники. И ребята не стали их есть, а только попробовали и, надкусил, выставили и а коньках крыш, на скворечницах.

И, словно на приманку, прилетели вдруг настоящие жаворонки.

Ребята их услыхали сразу. Жаворонки не таятся — как только появились, сразу подымаются вверх над проталинками и звенят-звенят, словно принесли с собой колокольчики весну-красну будить.

Красна будет эта весна для бедноты Метелкина. Спаялись люди вокруг Ивана Кочеткова и его стального коня.

Уговорились артелью сеяться, артелью хлеб убирать и весь урожай делить по справедливости. Никто чтобы обиженным не был. Радостно: кончается кулацкая кабала той весной.

Радовались и мальчишки в красных галстуках. Всем не терпелось поскорей увидеть, как выйдет стальной конь на поле, как вспашет первую борозду. Широкая это будет борозда — в ширину четырехлемешного плуга. Так в Метелкине еще не пахали.

И радостно и неспокойно как-то бедноте. К пожарному сараю, где ночует трактор, стали снаряжать на дежурство не всех мужиков, а самых надежных. Мало ли что…